В ожидании козы - Страница 9

Об императоре Веспасиане я узнал из разодранной книжки, которую нашел на свалке. Книга была с буквой «ять» и так понравилась мне, что я выучил ее наизусть. Там подробно рассказывалось о жизни Веспасиана и других римских императоров. Знать ее наизусть было очень удобно. Например, начинает человек оскорблять тебя, а ты ему цитату из жизни Веспасиана – раз: мол, император так не делал. Пока человек стоит с вытаращенными глазами, ты взял и спокойно ушел. Хотя цитаты были очень умные, они почему-то всех раздражали, а некоторых даже доводили до трясучки.

Однажды нас поймал в колхозном саду сторож и отодрал крапивой. Пацаны, когда отбежали на безопасное расстояние, дразнили и обзывали его по-всякому, а он лишь довольно смеялся. Но стоило мне сказать, что император Веспасиан так бы не сделал, сторож страшно разволновался и гнался за мною целый километр.

Император Веспасиан оказал довольно сильное влияние на мою жизнь. Благодаря ему я прослыл в школе ехидой и себе на уме, хотя ни тем, ни другим я не был. Но самое главное, я совершенно неожиданно попал в сложные отношения с нашей историчкой Марией Степановной, по прозвищу Мария Стюарт. Как известно, Мария Стюарт прославилась жестокостью. Мария Степановна мало чем от нее отличалась, разве что жила немного позже. От этой Марии Стюарт у нас весь класс стал психованный. Например, рассказывает пацан про какие-нибудь там племена, а Мария Степановна сидит да поддакивает – маленькая такая, добренькая: да, да, правильно, молодец, мол… А потом как вскочит, очками засверкает: в каком году такая-то битва была?

– В 1671, – врет пацан.

– Нет. В 1671 другая битва была. Какая?

– Куликовская, – называет пацан единственную битву, которую он знает.

– Нет! Куликовская битва была не тогда. Ну-ка вспомни, в каком году была Куликовская битва?

– До нашей эры, – делает последнюю отчаянную попытку пацан.

Мария Степановна так и впивается в него очками.

– А когда наступила наша эра?

– За триста лет до Куликовской битвы, – выкидывает еще один финт пацан, но Мария Стюарт безнадежно машет рукой: садись, мол, «два», ничего не знаешь. Пацан плетется к себе на место, а историчка ему вдогонку:

– Ты хоть год-то своего рождения помнишь?

Измученный пацан останавливается и начинает морщить лоб.

– Тысяча девятьсот… нет, тысяча восемьсот тридцать шестой…

– 1935, – подсказывают ему с места.

– 1935! – радостно кричит пацан, надеясь, что ему поставят за это тройку, но, конечно, бесполезно.

Даже у наших отличников по истории не было пятерок.

– Я не знаю на пятерку, – любила говорить Мария Степановна. – Да что я! Сам Пимен не знал на пятерку!

Однажды я крепко подзалетел на жизнях королей, и меня все больше и больше засасывало в глубь веков. Я отчаянно метался от одного короля к другому, пока мне не пришла спасительная мысль. Лишь бы Мария Стюарт клюнула.

– Это было за две тысячи двести лет до правления императора Веспасиана.

Мария Степановна посмотрела на меня удивленно. Еще никто не делал таких бросков. Она взяла ручку и долго что-то высчитывала на промокашке.

– Нет, – сказала она. – Не попал.

Я замер.

– Да, не попал. Опять. А когда царствовал император Веспасиан? – все-таки не удержалась она от любимого вопроса.

– Веспасиан родился в земле сабинов, – начал я торопливым, срывающимся голосом, – близ Реате, в деревушке под названием Фалакрины, вечером, в пятнадцатый день до декабрьских календ, в консульство Квинта Сульпиция Камерина и Гая Помпея Сабина, за пять лет до кончины Августа…

Мария Стюарт глядела на меня стеклянными глазами, но все-таки по привычке выдавила:

– А когда… скончался… Август?

– Скончался он в той же спальне, что и его отец Октавий, в консульство двух Секстов, Помпея и Апулея, в четырнадцатый день до сентябрьских календ, в девятом часу утра, не дожив тридцати пяти дней до полных семидесяти шести лет.

В классе стояла такая тишина, что было слышно, как у Мишки возился в коробке таракан, которого он принес, чтобы пустить в валенок кому-нибудь из девчонок.

– Так… – наконец опомнилась Мария Стюарт. – Садись. Останешься после уроков.

Класс захихикал. Первый раз за все время. Обычно на уроках Марии Стюарт царило гробовое молчание или раздавались всхлипывания провалившихся девчат.

После звонка меня окружили, жали руки, хотя до этого у меня были плохие отношения с классом, все из-за того же Веспасиана. Одно время мне даже из-за этого императора хотели сделать «темную.

После уроков я стал уныло бродить по коридору, поджидая Марию Стюарт. В голове крутились разные цитаты из жизни императора Веспасиана, но я не знал, какую из них лучше применить во время битвы с историчкой. Что битва будет, я не сомневался.

Но все получилось не так, даже еще хуже. Мария Степановна долго рассматривала меня в пустом классе, словно я был какой-нибудь заспиртованный змей. Потом она поднялась, взяла свой портфель и сказала зловещим голосом одну-единственную фразу:

– Ну хорошо, Бородин.

И ушла.

Все три дня до урока истории я зубрил биографию Ричарда III по Шекспиру. Я знал, что битва не отменилась, она лишь перенесена на урок.

Пацаны очень сочувствовали мне и давали разные советы. Они даже изготовили для меня на полу, возле доски, шпаргалку. Достаточно было лишь посмотреть вниз (вроде ты задумался), и можно прочитать дату рождения и смерти любого короля. Но я знал, что меня никто не спасет, кроме Шекспира.

Мария Стюарт приберегла меня под конец, словно лакомый кусок.

– Ну, Бородин, иди, – сказала она совсем безнадежным голосом.